В противовес церковному учению, принижавшему человека, рассматривавшему его как игрушку в руках всевышнего, как слабое, беспомощное существо, Джулио Ванини восхищался человеком, высоко оценивая его возможности как властелина природы. «Я не побоялся бы поместить человека выше небес», — восклицал он.
Ванини не был последователен до конца в своих суждениях, впрочем, как и все его современники, отстаивавшие материалистические представления и отвергавшие религиозные взгляды на мир.
В те времена не было еще выработано цельного научно-материалистического мировоззрения, во взглядах на развитие общества господствовала идеалистическая точка зрения. На мировоззрении Ванини лежал груз средневековой идеологии, что наложило отпечаток на его учение.
Но Ванини был атеистом, и именно это сделало его жизнь невыносимой в условиях засилья церкви, непримиримой борьбы церковников со всякими проявлениями вольнодумства и свободомыслия.
Как бы ни было Ванини трудно, он оставался верен себе. Он знал, что истина на его стороне. «Твое имя вечно, и этим ты компенсируешь всю тяжесть твоих трудов, — писал он. — Что может быть более желательным, чем то, что имя мое останется на земле после меня».
Не стоит большого труда, чтобы расправиться с вольнодумцем, проповедующим вредные мысли. Гораздо труднее уничтожить его идеи, которые распространяются все шире и шире, заражают других, находят отклик в умах мыслящих людей.
По приговору католического суда сочинения Джулио Ванини «Амфитеатр» и «Диалоги» подлежали сожжению. В приговоре говорилось, что они сеют «опасный и отвратительный атеизм», а потому должны быть уничтожены раз и навсегда.
Книги пылали на костре, и было ясно, что вот-вот церковь возьмется за их автора.
Ванини, предчувствуя, что расправа может наступить в любой момент, продолжал работать настойчиво, напряженно, торопясь окончить то, что им было задумано.
Спасаясь от преследований, Ванини покидает стены монастыря Гюйенна и отправляется в Париж. Он видит, что круг сжимается, преследователи идут по его пятам, и старается, насколько это возможно, сбить их со следа. Это не так просто. Инквизиция имеет опытных ищеек, поднаторевших в ловле еретиков. До него доходят слухи, что инквизиция готовит над ним судебный процесс.
Тогда он снова бежит. Ему кажется, что вся жизнь его состоит из бегства от преследователей в сутанах, от церковников, подвергающих его травле. Никогда не имел он возможности спокойно работать, думать, писать. Враги ни на день не оставляли его, не давали ему передышки.
Ночь. Человек, лицо которого скрыто под капюшоном, озираясь по сторонам, быстро пересекает узкую улочку, бесшумно проскальзывает в калитку сада. Еще три десятка шагов — и он оказывается на другой улице, где, скрытый от глаз толстыми стволами каштанов, его поджидает дорожный экипаж. Двое провожающих быстро обнимают человека, шепотом напутствуют:
— Счастливый путь, Джулио!
— Спасибо, друзья.
— Береги себя, Джулио.
Добрые и верные друзья. Что бы он делал без них! В самые сложные периоды жизни они, подвергаясь опасности, помогали ему. Вот и сейчас они сделали все, чтобы он мог незаметно покинуть Париж, улизнуть от ищеек.
Экипаж следует по погруженным во тьму парижским улицам и вскоре оказывается за пределами города. Погони нет. Кажется, побег удался.
На этот раз Ванини выбрал Тулузу. Чтобы сбить со следа своих преследователей, он решил поселиться в городе под чужим именем. Так в 1617 году появился в городе новый житель Помпео Училио.
Может быть, иному человеку и удалось бы прожить, не привлекая к себе внимания посторонних, но только не Ванини. Его трезвый ум, остроумие, красноречие не остались незамеченными. Прослышавший о его незаурядных способностях первый президент тулузского парламента Лемазюрье пригласил его в качестве воспитателя к своим детям. Помпео согласился. Надо было зарабатывать на жизнь, а предложение Лемазюрье было довольно выгодным.
Оказавшись в доме президента, Помпео Училио попытался заставить себя держать язык за зубами. При случае он старался подчеркнуть, что является убежденным сторонником католического учения, а любые попытки втянуть его в полемические разговоры решительно отвергал. Казалось, он наконец понял, что надо быть более осмотрительным, более осторожным, чтобы не навлекать на себя беду. Вокруг много добровольных доносчиков, и каждое даже вскользь брошенное неосторожное слово сразу же может быть достоянием инквизиторов. А стоит только им раскрыть, кто скрывается под именем Помпео Училио, как участь Ванини была бы решена. Он знал, что его ищут, и пытался ничем не выдать себя.
Но так продолжалось недолго. Вскоре вокруг Училио образовался кружок молодежи. И вот тут-то, оказавшись в роли учителя, он не мог сдержать себя, стал излагать свои взгляды на мир, на общество, на религию.
Кто знал, что среди молодежи его кружка окажется предатель и доносчик, подосланный инквизицией? Он сумел войти в доверие к своему учителю, а тот был с ним более откровенен, чем с другими. Ванини высказывал свои мысли, изложенные в «Амфитеатре» и «Диалогах» и осужденные богословами как богохульные и еретические. Франкони — так звали этого ученика — слово в слово записал слова учителя и затем послал донос на него, обвиняя в кощунственной клевете на христианское вероучение и католическую церковь.
Поздней осенью 1618 года двое людей остановили Ванини на улице Жипонье.
— Помпео Училио, именем короля вы арестованы.